– Батюшка, на исповеди человек открывает священнику самые потаенные уголки своей души. Это ведь очень личное общение. И начать разговор о таинстве покаяния хотелось бы с довольно неприятного вопроса.
Люди, получившие образование в советское время, хорошо помнят сюжет романа Этель Войнич “Овод”. Там описана трагедия молодого человека, который на исповеди рассказал священнику о своем участии в революционном кружке. И священник его предал. В результате молодой человек разочаровался в религии, возненавидел Христа и, в конце концов, был расстрелян за участие в революционном движении.
— Так вот вопрос: возможно ли такое сегодня у нас в Церкви? Вернее – бывают ли ситуации, когда священник, по каким-то очень важным причинам, имеет право нарушить тайну исповеди?
– Я считаю, священник не может рассказывать о том, что услышал на исповеди. Разглашение тайны исповеди – это автоматическая духовная смерть для самого себя. Если священник дерзнул разгласить тайну исповеди, – при любых обстоятельствах, даже при грозящей государству опасности, – то я считаю, что этот священник уже не достоин носить сан. Потому что тайна исповеди – это один из основополагающих пунктов присяги священника, которую он дает перед рукоположением. Канонически эта традиция не закреплена. В истории Церкви существовали критические периоды, когда возникали практики оглашения тайны исповеди, связанной с опасностью для всей Церкви в целом или для общества. Однако даже в этом случае всегда подчеркивалось, что оглашается то, что угрожает Церкви и обществу, но не указывается тот, кто сказал об этом на исповеди. При этом, по прошествии времени такие практики всегда отменялись и даже осуждались. По общему убеждению современного духовенства, так же как в понимании древней монашеской традиции, не может быть никакой причины, которая оправдывала бы несохранение тайны исповеди. Доверие к исповедующему священнику важнее, чем любые другие соображения.
– В свое время к нам в редакцию журнала пришло письмо, где женщина писала, почему она не может заставить себя пойти на исповедь. Она это сформулировала так: “Потому что я отчетливо представляю себе такую картину: вот все исповедовались, священники собираются где-то после службы и начинают: “А мне сегодня то-то сказали, а мне – то-то и то-то!”
– У Феофана Затворника есть интересное замечание к исповедующим священникам, что на аналой надо положить для исповедующегося крест и Евангелие, а для того, кто принимает исповедь – нож. Если он кому-нибудь захочет рассказать что-то из принятой исповеди, пусть лучше язык себе отрежет. Это очень жестко, но правильно. Очень часто бывает, что к тебе приходит человек, ты принимаешь его исповедь и слышишь о таких грехах, что думаешь: Господи, как с ними не то что ему – он-то будет прощен – а как с ними ты будешь дальше жить? Но только человек отошел от аналоя, и ты уже все забываешь. Господь полностью стирает из твоей памяти все, что тебе не нужно и не полезно.
– А часто ли Вы сталкиваетесь с тем, что люди, впервые приходящие в Церковь, причем сознательно приходящие, не понимают значения исповеди и не знают, что это такое?
– Исповедь как одно из Таинств – сразу не постижима. Человек, чувствующий груз своих грехов, ответственность за свои поступки, мысли, дела и осуждаемый своей совестью, ищет выхода из сложившейся ситуации. Ему, как путнику, на ноги которого налипло много грязи, уже тяжело идти, и он хочет от этого освободиться. Как это сделать? Он приходит в храм и, естественно, попадает на первого встречного священника. Если это искренний и глубокий батюшка, путнику повезло. Если же ему встретился человек, скажем так, не очень ревностный и малограмотный, то путь его будет долог и сложен, но он все равно придет к настоящему покаянию.
– Наверное, это естественно, что человек может не знать, что такое исповедь, поскольку культура церковной жизни находится у нас в процессе становления. Но ведь есть такое понятие как “генеральная исповедь”. Когда человек в сознательном возрасте приходит в Церковь, его первая исповедь – это исповедь за всю прошедшую жизнь.
– Нельзя делить исповедь на “генеральную” и “не генеральную”. Каждая исповедь должна быть пересмотром всей своей духовной жизни, т.е. в каком-то смысле “генеральной”. Однако, в расхожем понимании “генеральная исповедь” – это первая исповедь за всю свою жизнь, и она включает в себя и то, что человек помнит, и то, что ему напомнили, и то, что Господь ему открыл в молитве, подготовляющей к исповеди. Но это не значит, что человек сразу освободился от всех своих грехов за всю свою жизнь. На самом деле, исповедь – это очень долгий путь: надо вскопать поле, посадить там какие-то семена и сделать так, чтобы они взошли и дали свои плоды.
Выходя на это поле, пахарь вдруг понимает, что поле засыпано камнями. Они большие – ни лошадь, ни трактор не пройдут, и человек начинает их выносить. Точно так же и грехи: большие грехи видны сразу. Человек, первый раз приходящий на исповедь, видит только какие-то знаковые события своей жизни – аборт, развод, тяжелые ссоры с родителями или детьми или еще что-то очевидное и ужасное… Он выносит с поля эти камни, возвращается, хватается за плуг, чтобы начать пахать, смотрит, а там – камни поменьше. Он опять оставляет плуг, но камней, которые поменьше, уже больше.
“Генеральная исповедь”, на самом деле, обычно растягивается на несколько лет. Человек то и дело возвращается к своему прошлому. Не сам возвращается – Бог его возвращает, Господь дает ему возможность увидеть то, что он натворил, что он сделал, но не осознал как грех. И это, на самом деле, благо для человека!
– Батюшка, мы говорим, что исповедь, это – Таинство Покаяния. А вот что такое – само покаяние, что происходит в этом Таинстве?
– Покаяние – это такое состояние человека, когда он осознает свою греховность, сожалеет о ней и начинает ненавидеть совершаемый им грех и деятельно бороться с ним, утверждаясь в добре. Ненависть ко греху и борьба с ним привлекают милосердие Божие. Вот это сочетание милосердия Божия с ненавистью человека ко греху и борьбой с ним совершает покаяние, то есть – избавление человека от греха. Ведь грех – это всегда что-то, что мешает любить Бога и ближнего. Это всегда препятствие, обычно очень труднопреодолимое и часто ставшее уже нормой жизни и не воспринимаемое нами именно как препятствие. Поэтому победить его можно только как собственными сверхусилиями, так и с помощью Божией.
– А как быть человеку, который хочет покаяться в грехе, но при этом не чувствует ненависти ко греху? Просто он умом понимает, что это – грех, а вот ненависти – нет?
– Такое бывает очень часто, и требует особых духовных усилий со стороны человека. Главное – не решить, что раз ненависти к греху нет, то и покаяться я никогда не смогу! Просто нужно помнить, что любое событие в духовной жизни человека никогда не бывает односторонним. Любое наше благое начинание нам помогает исполнить Сам Господь. При любой исповеди отношение человека ко греху все равно меняется. Нужно исповедовать этот грех, даже если мы не имеем в себе настоящей ненависти к нему и решимости с ним бороться. И в конце концов мы все равно придем к настоящему покаянию. Уже то, что мы даем себе труд исповедаться в этом грехе – угодно Господу. И, видя такое наше стремление, Он обязательно даст нам подлинное покаяние, со всей глубиной осознания и отвержения греха.
– Иногда люди считают, что покаяние заключается в остром эмоциональном переживании греха. И чем сильнее эмоция, тем глубже покаяние. Что Вы можете сказать по этому поводу?
– Это неправильно. Эмоции – это результат психологического состояния человека. А пытаться вызвать в себе покаянное чувство, эмоционально “накручивая” свою психику, может быть даже опасно. Можно довести себя до истерики и нервного расстройства. Ничего общего с настоящим покаянием такие упражнения не имеют. Степень покаяния определяется совсем другим: как ты себя ведешь после осознания своей греховности? Изменил ты что-то в своей жизни, или не изменил?
Слезы покаяния – великий дар Божий, которого удостаивались лишь немногие великие подвижники благочестия. Пытаться вызвать их искусственно – дерзость и неразумие. Для нас покаянный плач заключается в осознании своих грехов и сокрушении о них, о том, что мы не можем своими силами избавиться от этих грехов. Но это сокрушение не является самоцелью. Цель – это внутреннее перерождение, которое Господь дает тебе, видя искреннее желание жить иначе.
Если мы начинаем сокрушаться о своих грехах и не идем дальше, то это приводит к отчаянию. Очень показательный пример здесь – Иуда. Ведь он же раскаялся! Мало того, он после раскаяния сделал определенные шаги: бросил сребреники, искренне отказался от них – они стали жечь ему руки. Но он не пошел дальше. Не смог увидеть, ощутить милость Божию, не смог поверить, что Господь его простит.
И для христианина очень важно – не впасть в отчаяние при виде своих грехов. Я вообще склонен думать, что Господь подает Свою милость сразу. Потому что увидеть свой грех без Господа практически невозможно. Вернее, невозможно осознать, что это – грех. Человек совершает какой-то поступок, видит, что так же поступает его ближний, осуждает его… А сам даже не понимает – что так же грешит. И только любящий Господь может тебя повернуть и показать: “Вот, смотри, дорогой… Вот это – ты! Оказывается, ты – вот такой”.
Лишь Господь может помочь человеку взглянуть на себя самого со стороны. Сам человек на это не способен, это – милость Божия. Сам импульс, двигающий нас к покаянию – это уже прикосновение Господа к нашей душе. Потом мы сокрушаемся о своем грехе. А потом Бог, видя наше стремление очиститься, избавляет нас от греха. Так происходит покаяние. То есть, все начинается с милости Божией, и все милостью Божией заканчивается. Важно лишь воспользоваться этой милостью, не пройти мимо нее.
Ведь масса людей живут греховной жизнью и не ощущают своей греховности. И если человек почувствовал, что так жить больше нельзя, что нужно покаяться, это уже – милость Божия, это значит, что Господь его посетил. И само стремление к покаянию очень важно рассматривать не просто как человеческое движение души, но как сотворчество человека с Богом. Где Господь показывает человеку его грехи, а человек стремится избавиться от них.
– По-гречески покаяние, это – “метанойя”, что означает буквально “перемена ума”. Как это можно понимать, применительно к нашему разговору?
– Перемена ума – это осознание противности твоего нынешнего состояния и желание переродиться, желание измениться к лучшему. Причем, когда покаяние настоящее, то это желание на самом деле – неодолимое. Я могу привести такой пример. Одна женщина долго пила, и пила серьезно. Хотя была семи пядей во лбу, два института закончила… Куда она только не ездила – на всякие отчитки, по разным монастырям – ничего не помогало. И вот приехала к одному батюшке, причем недавно рукоположенному, и говорит о своем состоянии: “Не могу больше пить. Я чувствую, что выпиваю рюмку и – забиваю гвоздь в Христа. Рюмка – гвоздь, рюмка – гвоздь… Я не могу уже больше так, мне это противно, я хочу остановиться”. Батюшка ей на это: “Ну хорошо, а что ты готова сделать для этого?” Она отвечает: “Все что угодно”. – “Хорошо. Вот если ты не будешь три с половиной года выходить из церковной ограды (а было это в Подмосковье), Господь тебя избавит”. И она осталась. Не рассуждая, не предупредив мужа, не поехав собрать какие-то вещи … Она так возненавидела свое пьянство, что все остальное ее уже не интересовало, она махнула рукой на работу, на все свои дела. И знаете, поразительная вещь: недавно мы отмечали десять лет с того момента, как она бросила пить. Вот это – перерождение, это – настоящее покаяние. У нее ведь все было – и слезы, и ночные моления… Но все это было как бы подготовительным периодом. А когда пришла эта решимость – жить без пьянства, тогда и произошло настоящее покаяние, произошла перемена ума. Конечно, этот пример не означает, что каждому грешнику надо бросить семью, работу и все свои житейские обязанности и заботы, чтобы покаяться. Обычно – ровно наоборот: для истинного покаяния нужно ко всему этому вернуться. Но от чего-то обязательно придется полностью отказаться – категорически и навсегда. Чем-то придется пожертвовать частично или временно, и это обязательно бывает что-то очень значимое или очень “прикипевшее” к сердцу.
– Батюшка, Вы уже сказали, что человек исповедуется Богу. Сам Господь освобождает человека от греха. В этой связи вспоминается еще одно распространенное представление об исповеди: человек приходит в Церковь к Богу, на исповедь он приходит тоже к Богу. Зачем же там еще священник, в чем тогда его функция, если я прихожу к Богу? И почему я не могу исповедаться только Богу, например, покаяться в грехах у себя дома перед иконой?
– Вообще, грех – это болезнь души. Но не душевная болезнь, а духовная. Когда человек болеет каким-нибудь постыдным, страшным недугом, он, придя к врачу, начинает краснеть. Ему стыдно говорить о своей болезни, ему стыдно ее показать. Но когда человек от этой болезни уже изнемог, он понимает, что это предел. Если он сейчас все не расскажет, он не сможет выздороветь. Стыд остается, но отходит на второй план. Вот и исповедь нужна для того, чтобы человек засвидетельствовал, рассказал в присутствии свидетеля о своем грехе. Чистое намерение – чтобы человек пережил стыд и получил себе в союзники того, кто может засвидетельствовать, что он действительно хочет от этого греха избавиться.
У митрополита Сурожского Антония есть замечательное сравнение созревания греха в человеке – с луковицей. Когда грех зарождается, это как будто сердцевинка, которую многие, если не все, любят – она очень сладкая, сочная, замечательная. А потом эта сердцевина, этот грех начинает расти и превращается в лепесточки лука, вкушая которые каждый плачет. Когда совесть в человеке начинает вопиять к его сердцу, к его сознанию, к его душе, грех начинает отмирать. Но без заботливой хозяйки, которая может очистить эту луковицу от шелухи, самоочищение не происходит. Нужен кто-то, кто засвидетельствует на земле, что человек здесь прошел те адские испытания своего сердца по поводу совершенного греха, которые он уже не будет испытывать в жизни вечной.
Есть и еще один принципиальный момент в Таинстве Покаяния, который требует обязательного присутствия свидетеля – священника. Это связано с объективным характером Таинства. Когда человек переживает свои грехи, сожалеет о них, борется с ними – это все происходит в глубине его души в тайне не только от всего мира, но и иногда …и от самого человека. Можно годами каяться дома перед иконой, но так никогда и не получить уверенности в том, что этот грех мне прощен. Где та объективная граница, которая отделяет грехи, ставшие “как не бывшие”, и грехи, которые по-прежнему лежат тяжким грузом на моей совести? Эту границу нельзя провести самому, потому что ее может определить только Господь. Эта граница – Таинство Исповеди. На исповеди не всегда удается испытать благодатные переживания эмоционально, не всегда удается до конца осознать свой грех, набраться решимости его ненавидеть, – это все зависит от усердия кающегося. Но на исповеди всегда совершается объективным образом, независимо от нас, благодатное действие Божие, очищающее нас от тех грехов, которые были исповеданы перед священником как свидетелем. Остается привычка к греху, может остаться даже тяга к греху, и иногда очень долго приходится бороться с последствиями греха, но сам грех уже не существует. В это Церковь твердо верит, и это доказывает весь Ее двухтысячелетний опыт. Эта объективная сторона Таинства требует объективного, не зависимого от нас самих выражения: словесной исповеди при свидетеле – священнике.
– Есть еще одно сегодня расхожее мнение: что исповедь – это такой предшественник кушетки психоаналитика. То есть, это – беседа со “специальным человеком”, который выслушивает тебя, задает наводящие вопросы, помогает тебе освободиться от ощущения неправильности каких-то поступков. И вот мы уже слышим, что, дескать, Церковь когда-то в несовершенном виде предложила то, что позже досконально было разработано дедушкой Фрейдом и его последователями. В чем, с вашей точки зрения, основное отличие визита к психоаналитику от исповеди?
– Визит к психоаналитику подобен визиту к такому врачу, который заглушает симптом, но не докапывается до сути болезни. Исповедь – это Таинство, в котором Господь полностью освобождает тебя от греха. А психолог лишь показывает, как обойти твое угнетенное состояние, появившееся из-за того или иного проступка. Вот и все. И эта разница, как мне кажется, очень существенна, диаметральна. Церковь освобождает от греха, а психолог – показывает, как избавиться от дискомфорта и психологических проблем, т.е. обойти грех, который остается в человеке и обязательно потом “всплывет”, если человек не придет в храм.
– Батюшка, а вот ситуация, с которой сталкивался, наверное, каждый, кто исповедовался систематически и часто. Человек увидел в себе грех, покаялся в нем на исповеди. И снова впал в тот же самый грех. На следующей исповеди опять в нем покаялся. А потом – снова согрешил, и т. д. В чем тут дело? И как быть человеку в такой ситуации, когда он кается, а прекратить грешить не может?
– Вы знаете, в замечательной книге блаженного Августина, которая так и называется – “Исповедь”, есть слова, удивительно точно объясняющие эту ситуацию. Вот что он пишет:
“…Я просил у Тебя целомудрия и говорил: – дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас. Я боялся, как бы Ты сразу же не услышал меня и сразу же не исцелил от злой страсти: я предпочитал утолить ее, а не угасить”.
Вот вам и ответ. Мы часто каемся, но душа наша привязана ко греху, грех остается для нас привлекательным и желанным. А ведь Господь смотрит не на слова, а на сердце. И если мы пришли на исповедь для того, чтобы Бог избавил нас от греха, а сердце наше в это время кричит: ”Только не сейчас, Господи!” – то, конечно, Господь не станет избавлять нас от этого греха насильно. Он попустит нам впасть в этот грех еще раз, и еще, и еще… Чтобы мы рассмотрели его с разных сторон, чтобы мы себя в этом грехе лучше увидели и поняли, наконец, сердцем – что же мы делаем.
Но каяться в таком грехе все равно необходимо. Ведь для того, чтобы покаяться на исповеди, человеку нужно преодолеть барьер собственного стыда перед священником. Даже у Святых Отцов есть такой принцип: если не осознаешь грех, подумай, что о нем придется говорить при человеке на исповеди. Этот стыд часто оказывается целебным, потому что подразумевает внутренне усилие кающегося. Видя этот труд, Господь дает нам возможность увидеть грех во всем безобразии и возненавидеть его. Только тогда становится возможным подлинное покаяние.
Отвечал священник Игорь Фомин