Пророк Иона, «сын Амитаев» (בֶן־אֲמִתַּי), происходил из Гаф-Хефера в Галилее. Он жил во дни царя Израильского Иеровоама II (ок. 793–753 гг. до Р. Х.; см.: 3 Цар. 14: 25; 4 Цар. 14: 25), когда Израиль переживал краткий период политического подъема, но внутренне был в состоянии духовного разложения. Его Книга, по справедливому замечанию церковных исследователей, носит повествовательный характер и раскрывает не только пророчество о грядущем наказании Ниневии, но и внутреннюю драму посланника Божия[1].
Господь повелел Ионе идти в столицу враждебной Израилю Ассирии, чтобы возвестить ее гибель, если жители не покаются. Но пророк, устрашившись, бежит в противоположную сторону и садится на корабль, направляющийся в «Таршиш» (תַּרְשִׁישׁ; см.: Ион. 1: 3). Море бурлит, корабельщики бросают жребий, и жребий указывает на Иону. Тот признается: «Я знаю, что ради меня постигла вас эта великая буря» (Ион. 1: 12). По просьбе Ионы его бросают в морскую пучину, и буря стихает. Так начинается погружение пророка во глубину – и телесное, и духовное.
Затем, как говорит Священное Писание, «повелел Господь большому киту поглотить Иону; и был Иона во чреве кита три дня и три ночи» (Ион. 2: 1). Там, во мраке и тесноте чрева «великой рыбы»[2], прообразующей собой Шеол, пророк возносит молитву: «К Господу воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня; из чрева преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой» (Ион. 2: 3). Эта молитва – одна из первых покаянных песен Писания, где человек, находясь на грани отчаянии, благодарит Бога за еще не совершившееся избавление. Бог повелевает киту, и тот извергает пророка на сушу (см.: Ион. 2: 11).
Тогда Иона, вопреки своему желанию, исполняет ранее указанное повеление: идет в Ниневию и возвещает о том, что «еще сорок дней – и Ниневия будет разрушена!» (Ион. 3: 4). Жители города – от царя до скота – каются в посте и плаче, и Бог отменяет наказание (см.: Ион. 3: 10). Но вместо радости о спасении большого города Иона скорбит, что пророчество не сбылось, уходит за город и там прячется в тени растения. Когда же источник тени внезапно вянет, и Иона, ввиду палящего солнца и знойного ветра, вновь оказывается на грани смерти, Бог отвечает ему словами, которые становятся эпилогом всей Книги: «Тебе жаль растения, которое выросло в ночь и в ночь погибло; а Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек?...» (см.: Ион. 4: 10–11). В этих словах раскрывается главная тема Книги – бесконечное милосердие Божие, превосходящее человеческое понимание справедливости.
Уже в Древней Церкви образ Ионы стал образом смерти и воскресения. Основой для такой символики стали слова Господа Иисуса Христа: «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка; ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф. 12: 39–40).
Три дня Ионы во чреве «большой рыбы» – это ветхозаветное предвосхищение трех дней Христова пребывания во гробе. Бурлящее море – стихия, тянущая человека на дно; рыба – могила; выход Ионы – восстановление к жизни.
Фреска церкви Святого Иоанна Предтечи
в Дерчи, Грузия. XVII в.
Образ освобождения Ионы из оков смерти был настолько впечатляющим в глубокой древности, что стал одним из самых ранних символов воскресения в раннехристианской иконографии. В римских катакомбах III–IV веков[3] нередко изображали сцену, на которой огромная рыба извергает на берег юношу, радостно простершего руки к небу. Такие изображения помещались на стенах гробниц и саркофагов в знак того, что смерть не властна над верными. Этому способствовало и то, что греческое слово «рыба» (ἰχθύς) в раннехристианской символике было шифром, аббревиатурой, характеризующей Господа: Ἰησοῦς Χριστός Θεοῦ Υἱός Σωτήρ – «Иисус Христос Божий Сын Спаситель». Таким образом Иона, выходящий из чрева рыбы, символизировал всякого верующего, освобожденного из глубин смерти Христом Спасителем. На саркофагах IV века рядом с этой сценой нередко помещали сцены чуда в Кане Галилейской или воскрешения Лазаря – все это составляло единую иконографию надежды на жизнь будущего века.
В трудах раннехристианских писателей, например, у Тертуллиана, святителей Иринея Лионского, Иоанна Златоустаи преподобного Ефрема Сирина, присутствует мысль о том, что «возвращенный к послушанию» Иона своей жизнью стал свидетелем победы Бога над смертью. Так, святитель Иоанн Златоуст отмечал: «Иона был в утробе кита, как Христос во гробе; Иона вышел жив, как Христос воскрес»[4]. Блаженный Иероним ему вторил: «Три дня Ионы – образ трех дней Господа во гробе»[5], а выход его, соответственно, начаток воскресения всего человечества. Таким образом, для древних христиан Иона – не просто спасенный чудом человек, а свидетель того, что смерть побеждаема, если человек верует.
В поэтической гомилии святого Ефрема Сирина (†373) речь идет о том, что «Иона молился во чреве великого морского чудовища, и, обратившись к Богу, был возведен из глубины, дабы воззвать город, погруженный [во зло]. Его молитва во чреве была принята»[6].
У сирийского поэта Мар Иакова Бог словно воспитывает Иону, побуждая его отвернуться от вспышки гнева, которым тот обуял вследствие того, что Бог простил жителей Ниневии. Мемра Мар Иакова противопоставляет «гнев Ионы» «покаянию Ниневии», причем над Ионой совершается педагогика милосердия, завершающаяся его обращением[7]. Отсюда можно сделать вывод, что пребывание Ионы во чреве рыбы может рассматриваться не только как пассивный образ воскресения, от нас не зависящий, но и как путь личного покаяния человека, его восхождение из глубины непослушания к свету прощения.
Путь Ионы – это путь всякого христианина: от бегства – к послушанию, от страха – к молитве, от смерти – к новой жизни
Дорогие братья и сестры, Иона – это каждый из нас, когда мы бежим от Божией воли, когда не желаем быть посланными к тем, кого не любим. Но как и Иона, «идя против рожна», мы встречаем не гладкое море, а бурю, и лишь покаяние приносит штиль душе. Путь Ионы – это путь всякого христианина: от бегства – к послушанию, от страха – к молитве, от смерти – к новой жизни.
Византийская миниатюра середины X в.
Три дня во чреве «большой рыбы» – это не только прообраз смерти и воскресения, но и тайна нашего Крещения: погружение в смерть ветхого человека и возрождение в новую жизнь (см.: Рим. 6: 4). Иона, вышедший из утробы кита, подобен человеку, вышедшему из крещальной купели, он как бы вновь рождается, рождается, чтобы жить на земле «по новому человеку», в духе и истине. Когда мы слышим Евангелие о «знамени Ионы», то понимаем, что Господь призывает нас к внутреннему преображению. Ведь спасают нас не столько внешние знамения, сколько доверие Богу и сила покаяния. И если даже Ниневия, город язычников, услышала слово Божие и покаялась, тем более мы, просвещенные светом Христовым, должны откликнуться на евангельское слово всем разумением своим, всем сердцем своим и всею волею своею.
Пусть же память пророка Ионы укрепит нас в надежде и в трезвении. Пусть в бурях нашей жизни мы не перестанем взывать ко Господу, как и Иона из бездны духовной и материальной: «Из чрева преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой» (Ион. 2: 3). Пусть же каждый из нас всегда помнит, что нет такой глубины, в которой бы не могла бы зазвучать молитва, и нет такой ночи, за которой не восходил бы третий день – день Воскресения Христова. Аминь.